Статья была впервые опубликована в «Аксаковском сборнике» Вып. № 6 — Уфа, 2015, и опубликована в «Уфимских епархиальных ведомостях», 2016, №1, с. 14-15, а также на сайте Уфимской епархии.
И.Н. Ентальцева
Пушкин… — это русский человек в его развитии,
в каком, он, может быть, явится через 200 лет. [1]
Н.В. Гоголь
К сожалению, Пушкина сейчас почти не знают
в России, а в мире и подавно.
Юрий Зинин
Комментарий к фотографии улицы Пушкина
в интернет-группе «Старая Уфа»
Где мы — и где Пушкин?
Студент-заочник
В самом сердце старой Уфы, в ее историческом центре, улица Пушкина пересекается с улицами Гоголя и Аксакова. Спешат студенты из трех уфимских университетов, расположенных по соседству. Почти напротив друг друга, через дорогу, стоят бюсты А.С. Пушкина и С.Т. Аксакова, рядом высится здание театра оперы и балета, построенное больше 100 лет назад как Аксаковский народный дом. И то, что улицы Гоголя и Аксакова встречаются с улицей Пушкина в своем начале, органично. С.Т. Аксаков, вспоминая радость общения с братом Аркадием, среди главных черт его, доверительных подтруниваний, общего смеха, серьезных бесед, назвал и совместное чтение Пушкина — «со мною Пушкиным пленяться…» [2]. Это пленение великим гением Пушкина прошло сквозь всю жизнь Аксакова. Не решаясь подойти к нему в обществе, он был счастлив услышать как-то из уст Пушкина за общим столом, где шла речь обо всем «от еды и до Евангелия», что никто не понимает его так верно, как какой-то ему не известный барин, напечатавший отзыв о нем в последнем номере «Московского вестника». С.Т. Аксаков узнал в отзыве этого барина свои слова. Когда пресса, безжалостная во все времена, стала писать об угасании гения Пушкина в трудные для него годы, Аксаков не побоялся в печати возвысить свой голос в защиту поэта. Известие о гибели Пушкина потрясло семью Аксаковых, как и многих его современников. Это было чувство потери «не только для России, но и для всего человечества» [3].
Н.В. Гоголь, который с самого начала творчества получал поддержку Пушкина, разглядевшего в молодом малороссийском авторе большое свежее дарование, после его смерти писал: «Моя жизнь, мое высшее наслаждение умерло вместе с ним. Когда я творил, я видел пред собою только Пушкина, ничего не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему и теперешний труд мой [«Мертвые души», — ИЕ] есть его создание. Он взял с меня клятву, чтоб я писал, и ни одна строчка его не писалась без того, чтобы он не являлся в то время очам моим. Я тешил себя мыслью, как будет доволен он; угадывал, что будет нравиться ему, и это было моей высшею и первой наградой. Теперь этой награды нет впереди. Что труд мой? Что теперь жизнь моя? Гигант исчез. Боже, как странно. Россия — без Пушкина». [4]
Гоголь находил утешение в гостеприимном доме Аксаковых, которые были его благодарными слушателями и читателями.
Знакомство с Гоголем стало для них рубежом, «перейдя через который, С.Т. Аксаков растерял всех своих литературных друзей прежнего псевдоклассического» направления. В новой для него самого реалистической манере он обрел свое лицо как великолепный бытописатель, молодое же поколение Аксаковых, в первую очередь Константин, стали восторженными почитателями Гоголя. Для них «сочувствие или несочувствие к Гоголю определяло степень развития и способности к развитию самого человека». [5]
Молодые славянофилы, Константин и Иван Аксаковы, размышляя о русском народе, вглядывались в творчество Гоголя и Пушкина.
И.С. Аксаков писал впоследствии, в своей легендарной речи памяти Пуш-кина, начав ее строфой Ф.И. Тютчева:
«“Тебя как первую любовь
России сердце не забудет…”
Это не общее место. Это верно схваченная, историческая, выдающаяся черта отношений к Пушкину русского общества. В самом деле, наша связь с ним не какая-либо рассудочная, на отвлеченной оценке основанная, а сердечная, теплая, живая связь любви и до сих пор…
Можно лишь удивляться, каким образом, при его французском воспитании дома и в лицее, при раннем, к несчастию, растлении нравов, обычном в то время вследствие безграничного господства в русском обществе французской литературы XVIII века; при соблазнах и увлечениях света, — мог не только сохраниться в Пушкине русский человек, но и образоваться художник с таким русским складом ума и души, с таким притом глубоким сочувствием к народной поэзии — в песне, в сказке и в жизни?» [6, — С. 269]
И.С. Аксаков видит русский склад ума и души Пушкина в «народном отвращении от фразерства»: «он всегда искренен, всегда прост, всегда свободен, он никогда не позирует, не рисуется, не нянчится, не носится со своим “я”». [6, — С. 273]
Он отмечает у него «чувство реальной, жизненной правды»: «Как эта правда согрета и освещена теплым светом сочувствия, но в то же время ограждена в читателе от ложной окраски тонкою, незлобивою иронией!.. Вот эта способность шутки, это присутствие иронии в уме — тоже коренная, народная черта истинно русского человека: это постоянно присущий русскому человеку антидот против всякой излишней, а потому и фальшивой идеализации и против собственного самообольщения.» [6, — С. 273]
И.А. Ильин, размышляя об особенностях русской культуры, вслед за Аксаковым, отметит самоиронию, склонность шутить в самых трудных жизненных обстоятельствах, как признак силы русского менталитета. [7]
Источник силы «русской народности» в творчестве Пушкина И.А. Аксаков видит в том, что тот, не слушаясь «толпы сторонников грубого утилитаризма, неуклонно слышал в душе своей иной божественный голос: “не о хлебе едином жив будет человек”». — «Только потому и явился он таким беспредельно полезным общественным деятелем» [6, — С. 269], — утверждает Аксаков, намеренно употребляя здесь выражение «не хлебом единым…» в его церковнославянском варианте.
Знал ли он тогда, что еще в январе 1837 года Пушкин сказал в салоне вели-кой княгини Елены Павловны, когда зашел общий разговор об Америке: «Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом»? Наверное, знал, ведь Гоголь с сочувствием приводил слова, сказанные Пушкиным: «А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина: человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит». [8]
Пушкин подарил Гоголю замысел «Мертвых душ», сатирической поэмы о России, где люди, ведя обывательскую жизнь, стали рабами своего эгоизма. Они «утратили божественное измерение вещей и жизни и превратились в мертвые души» [9]. В Толковом словаре Владимира Даля одно из значений слова «мертвый» — «человек невозрожденный, недуховный, плотской или чувственный». Это значение близко к тому, в котором употребляет данное слово и Гоголь. [10]
Константин Аксаков отмечал жизненность персонажей поэмы Гоголя «Мертвые души»: «как бы низко ни пал кто-либо из них, вы всегда признаете в нем человека, своего брата, созданного по образу и подобию Божию». [11]
«Без Бога жизнь пуста, — писал И.А. Ильин. — Люди, предающиеся такой жизни, погрязают в мелочах, и все, что им нужно, это очищение… Вот эта мысль Гоголя проходит красной нитью и в «Мертвых душах».
В последнюю свою встречу — [перед отъездом Гоголя за границу Пушкин приехал к нему домой и всю ночь они проговорили о будущих литературных планах, в первую очередь, о «Мертвых душах» — ИЕ] — Пушкин и Гоголь поклялись приступить к этому изобличению и очищению. «Мертвые души» должны были положить начало развенчиванию пустоты и очищению во всерусском масштабе». [9, — С. 271]
Вскоре Пушкина не стало, и Гоголь остался со своей великой задачей один на один. Даже друзья часто воспринимали его обличительную прозу с веселым смехом, как и первые его юмористические произведения.
«Будьте не мертвые, а живые души», — эти слова стали духовным завещанием Гоголя, обращенным и к нам. Это была и позиция Пушкина.
Ольга Седакова в своей книге «Апология разума» отмечает, что «Пушкин глупым и слепым представляет, как в Библии, ум утилитарный («не подвижуся без зла») и циничный («рече безумец в сердце своем: несть Бог»).
«Любимые эпитеты Пушкина — живой и чистый, — пишет она. — Это самое похвальное, что он может сказать о чем-нибудь в мире. Слишком многим в этом мире эти два эпитета представляются несовместимыми и противоположными. Но врозь и в противопоставлении друг другу они просто неинтересны». [12, — С. 64–65]
Но ведь и Аксаков главное достоинство Пушкина видит в том, что он — «цельный художник с живою русскою душою»! [6, — С. 269]
«Пушкинское представление об «уме» или «здравомыслии» как о правильном или чистом «чувстве» сближается с аскетическим учением о sophrosyne, «здравомыслии», которое переводится также и как «целомудрие», — развивает свою мысль Седакова. [12, — С. 64]
Еще в молодости, в Одессе, Пушкин звал товарищей вместе c собою на Пасхальную заутреню «услышать голос русского народа в дружном одушевленном ответе молящихся» на возглас священника: «Воистину воскресе!» [13]
Христианство Пушкин считал «величайшим духовным и политическим переворотом нашей планеты», в «священной стихии которого обновился мир». [14] Сам ища обновления, очищения и зная на своем опыте, как мертвит, разъедает язвами душу грех, он каялся горько после своих падений. В стихотворении «Воспоминание» в 1828 году он писал:
«И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю
И горько жалуюсь. И горько слезы лью…» [15]
Испытывая угрызения совести, он радовался, когда чувствовал, как
«…исчезают заблужденья
С измученной души моей,
И возникают в ней виденья
Первоначальных, чистых дней».
(«Возрождение». 1819) [16]
Пушкин часто, особенно в зрелые годы, читал святых отцов. По словам князя Вяземского он «читал и любил читать Евангелие, был проникнут красотой многих молитв, знал их наизусть и часто твердил их». [13, — С. 196]
Пушкин часто использовал в поэзии библейские образы, беря их в церковнославянском варианте. Он говорил Хомякову, что непременно будет читать Библию со своими детьми и непременно — «по-славянски». — «Я сам их ему [церковнославянскому языку — ИЕ] обучу». [13, — С. 100]
«Недостатки своего проклятого воспитания», на которые он жаловался в письме брату Льву [13, — С. 37], он исправлял в Михайловском русскими сказками, Библией, частыми посещениями Святогорского монастыря (Не случайно он завещал похоронить себя в Святогорском монастыре, и даже заранее выкупил себе там «за рубль» участок для могилы) и беседами со священником. Он не хотел позже видеть эти недостатки в своей семье.
Так он писал в 1834 году своей юной жене, поехавшей с детьми навестить родственников, прося ее там «не баловать Сашку и Машку» и поберечь себя, от чего?: «Ангел мой жёнка!.. Надеюсь, что усталость дорожная пройдет благополучно, и что ты в Москве будешь здорова, весела и прекрасна… Пожалуйста, побереги себя… Не слушайся сестер. Не таскайся по гуляниям с утра до ночи, не пляши на бале до заутрени. Гуляй умеренно, ложись рано… в деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай воображения…» [17]
Он знал, что обычаи высшего света, к которому принадлежали они по рождению, не здоровы, нехороши для юной матери. А «скверные книги дединой библиотеки», конечно же, были французскими.
И.С. Аксаков писал родным из Парижа в 1857 году: «Когда первое впечатление прошло, мне перестало быть весело… Здесь человек оподлен до сomme il faut [светскости], трехлетнюю девочку учат кокетничать, всякое слово, фраза, всякое — самое резкое движение — поза. Но всего возмутительнее — это могущество этой власти, этой ограниченности над миром, это раболепство умных народов, у которых есть жизнь духовная, пред внешним блеском чисто внешней жизни… Мне как-то совестно быть в Париже… Хочется трезвых, чистых серьезных впечатлений…» [18]
Константин Аксаков развил эти мысли в своей статье «О современном человеке» [19] (статья не вышла при его жизни и была опубликована И.С. Аксаковым в 1876 году). К.С. Аксаков писал в ней о внешнем блеске высшего света, отъединившегося от русского народного «мира» и уподобившегося французскому обществу постпросвещенческих времен — с его культивированием личности в противовес Богу.
«Личность, находя в себе средоточие, все пожирает, все обращает в снедь себе, жаждет и томится вечным голодом. Это жажда греха». В таком обществе царит разврат и есть «неугасимое желание развратить другого, сделать его похожим на себя». На детских балах дети «перенимают пороки светских людей»: «девочка, разодетая по-бальному кокетничает, мальчик-франт волочится, а большие люди смотрят и радуются… В невинные души детей, прежде чем они окрепнут и выйдут из своего возраста, переходят страсти и греховные стремления совершеннолетнего человека; еще не созревши, заражаются дети гниением нравственным…»
Читая статью Аксакова, я вспоминала современные детские конкурсы красоты, выпускные балы, начиная с детского сада… Если заменить в его тексте слова «светскость», «свет» — на «гламур», то статья вполне оправдывает свое название «О современном человеке». Кстати, придя на смену «светскости», слово «гламур» (то есть блеск, роскошь) окончательно утратило коренную связь со словами: «свет», «высший свет», «просвещение», и это наглядно показывает выхолащивание этого понятия.
«В наши времена, при стольких открытиях, при невероятных материальных усовершенствованиях, при необъятном богатстве способов и средств для жизни, чувствуется и слышится повсюду страшная бедность души, оскудение внутреннего родника жизни, для которого только и можно трудиться и работать, при котором только и имеют цену все открытия и успехи. К чему все эти богатства и удобства, если потеряет душу человек, одно, что дает всему цену? … направив все внимание свое, всю деятельность своего духа, всю любовь свою на средства, он потерял то, для чего и добываются средства, — внутреннего себя. Современная эпоха невольно приводит на память священные слова: какая есть польза человеку, аще весь мир приобрящет, душу же свою отщетит? …
Удобства мира, открытия средств, материальные успехи заняли умы всех. Там работает мысль, там сосредоточена деятельность духа. Все это могущество в руках Западной Европы, и перед нею склонились все остальные народы, если даже и независимые наружно, то пленные внутренно». («Северо-Американские штаты — колония Западной Европы; мы их разумеем здесь тоже», — добавил в сноске К.С. Аксаков).
«…В Америке процветает могущественное государство, но Северо-Американ¬ские штаты являют только крайнее ожесточение Европейского недуга, для которого в Америке уже нет смиряющей его родной почвы, ни чувства народности, ни исторического предания. Условное устройство взаимных политических отношений заменило здесь вполне чувство любви. Северо-Американские штаты — это великолепное общество-машина. Что же касается до других стран, то иные народы замкнули уже давно круг своего, некогда богатого, просвещения; другие находятся в состоянии дикости…»
«Есть, однако, христианская страна, государственное ее могущество превосходит все другие страны. У нее свои начала; история ее не похожа на Западную Европу; народ ее славянского, следовательно, европейского, но не романо-германского племени; вера ее есть вера православная. Это Русь!» [19]
В возрождении народного, православного начала в жизни русского общества славянофилы вслед за Пушкиным видели залог будущей миссии ее для мира.
Пушкин в заметках о русской истории 18 века писал: «Екатерина явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. Но лишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, она нанесла сильный удар просвещению народному…» [20]
«У Пушкина было особое понимание просвещения, вызревшее на русской почве, — разъясняет профессор МГУ В. А. Воропаев. — На Западе под просвещением понималось и понимается наполнение ума положительными знаниями. Наука исследует мир опытным путем и добытыми знаниями наполняет ум, “просвещает его”. В этом и заключается главная цель такого просвещения (оно с давних пор все более укрепляется в мысли, что без Бога можно обойтись). Пушкин просвещение связывал с монашеством. Монах же несет свет Христов, а не эмпирические научные знания…
Славянские учители святые Кирилл и Мефодий являются просветителями славянских народов, потому что воцерковили их…
Девизом Московского университета, начертанным на наружной стене храма святой мученицы Татианы, были — и ныне восстановлены слова: “Свет Христов просвещает всех”.» [21, — С. 59]
Гоголь писал о просвещении в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» в 1847 году: «Мы повторяем теперь еще бессмысленное слово «Просвещение», даже не задумываясь над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Слова этого нет ни на одном языке, оно только у нас. Просветить не значит научить или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. … нелепо даже и к мыслям нашим прививать какие бы то ни было европейские идеи, покуда не окрестит их она [церковь] Светом Христовым.» [22]
«Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство», — утверждал он.
Западная цивилизация осознавалась и славянофилами как «синоним полного обездуховления жизни, ее предельная рационализация, дискредитация религиозных и моральных ценностей, победа прагматического начала над идеальными побуждениями и целями, переноса центра тяжести из духовной в материальную сферу». «Одержавший победу в ней мещанский дух был для них даже не Западом, а его изменой самому себе, своим христианским истокам началам» [23].
Славянофилы считали, «что современный им мир переживает глобальный духовный кризис и исторический источник этого кризиса видели в секулярном просвещении — в отказе Запада от религии как духовной основы» жизни общества. К.С. Аксаков указывал в своих работах на «провиденциальную роль православия, единственно способного спасти мир на краю бездны, и на Россию как на носительницу этой миссии». [24]
Тревога за будущее человечества идет рефреном во многих статьях также и у И.С. Аксакова. Вслед за Пушкиным и К. Аксаковым всматриваясь в лицо юного американского государства, он видит опасность в новой могучей державе «без религии, без народности» — поставившей «себе знаменем неограниченную свободу личности».
«Американское государство, без веры, без нравственных начал и идеалов, оно или падет от разнузданности личного эгоизма и безверия единиц, или сплотится в страшную деспотию Нового Света, — пишет он. — Ужасом веет от цивилизации, лишенной нравственного просветительного начала, как будто конечная цель последней изобрести наибольший комфорт и удобство к самоистреблению человечества.» [25, — С. 64–65]
«Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода — деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет — уже совлекает — с себя и образ человеческий и возревнует об образе зверином» [26].
Размышляя о русском народе, славянофилы видели великую опасность в утрате им традиционных христианских основ жизни.
Еще А.С. Пушкин писал, изучая материалы Пугачевского бунта: «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Те, кто замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка — полушка, да и своя шейка — копейка». [13, — С. 162]
Идея о формообразующей созидательной роли православия для русского народа и провиденциальной роли христианства и России для человечества, получила в философии название «Русской идеи». Она стала магистральной темой речи Ф.М. Достоевского, посвященной открытию памятника Пушкину в Москве в 1880 году [27]. Речь была встречена продолжительными овациями, а И.С. Аксаков, сказал, выступая после него в МГУ, в своей речи о Пушкине: «Пусть изваянный в меди образ этого всемирного художника и русского народного поэта неумолчно зовет чреды сменяющихся поколений к труду народного самосознания, к плодотворному служению истине на поприще правды народной, — чтобы сподобиться наконец русской “интеллигенции” стать действительным высшим выражением русского народного духа и его всемирно-исторического призвания в человечестве!» [9, — С. 281]
Гоголь мечтал о том, как через 200 лет русский человек уподобится в своем полном духовном развитии Пушкину. Вышло иначе. Общество в современной России опять оказалось у тех рубежей, с которых начинался путь мучительного духовного становления Пушкина.
Митрополит Антоний (Храповицкий), бывший последователем идей ранних славянофилов [28], и Ф.М. Достоевского[29] рассматривал путь духовного развития Пушкина среди «космополитизма и мистицизма тогдашнего общества и крайности политических течений в нем от аракщеевщины до декабризма», столь схожих с нынешним вавилонским столпотворением мнений. Он писал о том, как голос совести — («торжество совести», писал владыка Антоний) — и раскаяние в грехах привели Пушкина от культа гордыни и сладострастия в юности к «самой немодной в то время православной вере». [30, — С. 132]
«Поучительно это внутреннее саморазвитие Пушкина для нашего юношества, для нашего общества, потому что наш Пушкин, падавший, боровшийся и каявшийся, до сих пор остается микрокосмом русского общества…» [30, — С. 140]
«Пушкин — это созидательный микрокосм России», — добавит позже И.А. Ильин [31].
«Что ожидает нашу Русь, отразившуюся в жизни поэта?.. Ужели ее ожидает когда-либо такое же неразумное самоистребление, которое постигло нашего несчастного народного гения? — спрашивал владыка Антоний и утверждал: — Когда противоречие между ложными устоями нашей жизни и теми светлыми заветами евангельской веры обострится настолько, что придется волей-неволей выбирать одно из двух, тогда русский человек, многократно отрицавшийся от Христа, как изменивший, но покаявшийся снова ученик, воскликнет: Ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя.» [30, — С. 143–144]
Cписок литературы
1. Гоголь Н.В. Несколько слов о Пушкине. // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 8 т. Т. 7. — М., 1984. — С. 58.
2. Аксаков С.Т. Осень. // Цит. по: Лобанов М.П. Сергей Тимофеевич Акса-ков. — М., 1987. — С. 147–148.
3. Кибальник С.А. С.Т. Аксаков и А.С. Пушкин. // Http://www.portal-slovo.ru.
4. Цит. по: Вересаев В.В. Гоголь в жизни. — М.-Л., 1933. — С. 178.
5. Аксаков И.С. Примечания к «Истории моего знакомства с Гоголем» С.Т. Аксакова. // Цит. по: Аксаков Иван Сергеевич. Материалы для летописи жизни и творчества. / Сост. С.В. Мотин и др. — Вып. 1. Ч. I. —Уфа, 2010. — С. 77.
6. Аксаков И.С. Речь о А.С. Пушкине. // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. — М., 1981. — С. 263–281.
7. Ильин И.А. Пророческое призвание Пушкина. // Ильин И.А. Собр. соч. в 10 т. Т. 6. Кн. II. — М., 1997. — С. 57.
8. Цит. по: Лобанов М. Тысячелетнее русское слово. // Http://www.nita-press.de.
9. Ильин И.А. Гоголь — великий русский сатирик, романтик, философ жизни. // Ильин И.А. Собр. соч. в 10 т. Т. 6. Кн. III. — М., 1997. — С. 271.
10. Воропаев В.А. «Будьте не мертвые, а живые души». // Http://www.portal-slovo.ru.
11. Аксаков К.С. Несколько слов о поэме Гоголя: «Похождения Чичикова или Мертвые души». // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. — М., 1981. — С. 147.
12. Седакова О.А. Мысль Пушкина. // Седакова О.А. Апология разума. — М., 2011. — С. 52–67.
13. Цит. по: // А.С. Пушкин: Путь к православию. — М., 1996. — 335 с.
14. Пушкин А.С. Второй том «Истории русского народа» Полевого. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. Т. 7. —Л., 1979. — С. 100.
15. Пушкин А.С. Воспоминание. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. Т. 3. —Л., 1979. — С. 57.
16. Пушкин А.С. Возрождение. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. Т. 1. —Л., 1979. — С. 334.
17. Пушкин А.С. Письмо жене 20 апреля 1834 года. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. Т. 10. — Л., 1979. — С. 368.
18. Цит. по: Год с русскими поэтами. М. — Минск, 2011. — С. 130.
19. Аксаков К.С. О современном человеке // Http://dugward.ru/library/estetika/ kaksakov_sovr_chel.html.
20. Пушкин А.С. Заметки по русской истории 18 века. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. Т. 8. — Л., 1979. — С. 89.
21. Воропаев В. Значение великих истин: Пушкин и Гоголь о государстве Российском. // Http://www.portal-slovo.ru/philology/37152.php.
22. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями. Просвещение. // Гоголь Н.В. Собр. соч. в 8 т. Т. 7. — М., 1984. — С. 251–223.
23. Межуев В.М. О национальной идее. // Вопросы философии, 1997, № 12. — С. 9–10.
24. Федоров П.И. К.С. Аксаков — пророк третьего пути? // Аксаковские чтения. — Уфа, 1997. — С. 137–143.
25. Аксаков И.С. Об отсутствии духовного содержания в Американской народности. // Аксаков И.С. Собр. соч. Т. 7. — М., 1887. — С. 55.
26. Аксаков И.С. Христианство и современный прогресс. // Http://blago.org.
27. Достоевский Ф.М. Пушкин. Речь, произнесенная 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности. // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 т. Т. 26. — Л., 1984. — С. 136–149.
28. Ентальцева И.Н. Митрополит Антоний (Храповицкий) как последователь ранних славянофилов. // Аксаковские чтения. — Уфа, 2009. — С. 189–198.
29. Ентальцева И.Н. Идеи Ф.М. Достоевского о России, Европе и славян-стве в трудах и жизни митрополита Антония (Храповицкого) и его учеников // IV Кирилло-Мефодиевские чтения. — Уфа, 2010. — С. 106-111.
30. Антоний (Храповицкий), митр. Слово перед панихидой о Пушкине, сказанное в Казанском университете 26 мая 1899 года; Пушкин как нравственная личность и православный христианин. // А.С.Пушкин: Путь к православию. — М., 1996. — С. 130–164.
31. Ильин И.А. Александр Пушкин как путеводная звезда русской культуры // Ильин И.А. Собр. соч. в 10 т. Т. 6. Кн. III. — М., 1997. — С. 213–242.